Об меня.

Держа руку у основания его члена, я обхватываю его яйца, сначала дразня, а потом сжимая, пока он не начинает дергаться, сильнее толкаясь в мой рот.

Я не могу перестать смотреть на его переполненное похотью лицо, на то, как он наблюдает за мной одновременно с ненавистью и удивлением.

Похотью и смятением.

Вот так, цветок лотоса, отдай мне свои эмоции. Накорми меня своим треснувшим контролем.

— О, черт… О, черт… — повторяет он как мантру, его толчки становятся безумными, и я позволяю ему получать удовольствие, сжимая его яйца и насаживаясь ртом на его длину.

Запустив кулак в мои волосы, он сильнее прижимает меня к себе, чтобы трахнуть мой рот.

Я проникаю под его рубашку, провожу ладонью по твердому прессу и вцепляюсь в сосок, потягивая и сжимая.

Он шипит и стонет.

— Я… я… кончаю, Нико… блять… я кончаю…

Его толчки становятся звериными, он с остервенением вбивается в мой рот. Я царапаю своими тупыми ногтями по его соску и сжимаю ствол около его кончика.

Это приводит его к кульминации.

Брэн издает протяжный хрип, который эхом отдается по моей коже, а его сперма вырывается на мой язык и в горло. Соленый вкус задерживается у меня во рту и образует непонятное месиво на губах.

Я продолжаю сосать и глотаю каждую каплю, даже когда его член истощается, и он еще несколько раз двигает бедрами, доводя себя до оргазма.

Через некоторое время он дважды моргает, широко раскрыв глаза, и неохотно убирает руки.

— Я… черт. Прости, что устроил беспорядок.

Какой джентльмен, мой прекрасный принц. Только он мог извиниться за такое горячее, как ад, шоу.

Я выпускаю изо рта его член с хлюпающим звуком и не могу удержаться, чтобы не подразнить скрытое отверстие языком, прежде чем встать и схватить его за челюсть.

— Мне не нужны твои извинения. Я определенно сделаю из тебя еще больший беспорядок.

Мои губы прижимаются к его, и он без малейшего колебания позволяет мне целовать его, поглаживая мой язык своим, пробуя себя с моего рта.

Его руки обхватывают мою спину, ладонь поднимается к голове, и он гладит мои волосы, медленно, чувственно, словно компенсируя то, как он дергал их всего несколько минут назад.

Брэн не такой, но он страстно целуется. Он проникает глубоко и яростно. Иногда еще и медленно, как сейчас, покусывая и поглаживая, прикасаясь и исследуя, словно хочет не спеша познакомиться с каждым уголочком моего тела и рта.

Когда я отстраняюсь, он издает протестующий звук, который я уверен, он вообще не осознает.

Подавив улыбку, я хватаю его за руку и тащу к кровати.

— Твоя очередь задыхаться от моего члена, малыш.

Глава 14

Брэндон

Туман удовольствия клубится у меня в голове, голодный и опасный, когда желтые пятна застилают зрение.

Николай стягивает боксеры и отбрасывает их в сторону, пока на нем не остается только цепочка с кулоном в виде пули.

Я пытаюсь отвести взгляд, но с ужасающей ясностью понимаю, что игнорировать мужчину передо мной практически невозможно.

Всю прошлую неделю мне приходилось останавливать себя, чтобы не изучать его экстравагантные татуировки, потому что это означало бы, что я пялюсь.

А я не мог быть пойман за этим занятием.

Однако сейчас мне, похоже, все равно. Может быть, потому что я только что позволил ему сделать мне лучший минет в моей жизни.

А я даже не люблю минет.

Я могу отрицать это сколько угодно, но правда в том, что Николай Соколов… симпатичный.

Извините. Чертовски сексуальный — вот то выражение, которое я искал.

Он весь в мускулах, пропорционально расположенных на его высоком и широком теле. Его татуировки представляют собой смесь художественных кровоточащих роз, черепов и замысловатых узоров. Моя любимая — татуировка в виде змеи, обвивающей череп, которая покрывает его плечо и бицепс.

Мой взгляд падает на утонченную татуировку в виде знака бесконечности, который вьется вдоль его бедра. Это тоже одна из любимых.

Я пытаюсь рассмотреть остальные его татуировки, но это невозможно, когда его член стоит от сильной эрекции, почти касаясь пресса.

Я часто видел своих товарищей по команде обнаженными, но никогда не чувствовал себя так напряженно рядом с ними. Да и вообще с кем бы то ни было.

И опять же, Николай далеко не среднестатистический. Все его присутствие без труда внушает страх, но я и близко не напуган.

Все гораздо, гораздо хуже.

Я сгораю от желания прикоснуться к этим мышцам.

Ноздри раздуваются при мысли о том, что на нем останется мой запах. Не чей-то другой.

А мой.

Он голый, но это я — единственный, кого раздевает его пристальный взгляд, которым он скользит по моим расстегнутым брюкам и обмякшему члену, подрагивающему под его вниманием.

Он высовывает язык и проводит им по нижней губе, мой взгляд устремляется туда, и меня снова охватывает воспоминание о моем члене в его рту.

Я не могу не воспроизвести в памяти то, как он прикасался ко мне, но больше то, как он смотрел на меня. То, как он опустился передо мной на колени и обращался грубо, но в то же время чувственно.

Это была самая сильная разрядка в моей жизни. С ней может соперничать только тот случай в переулке.

Предполагается, что секс должен быть бессмысленным, в лучшем случае мягким, а в худшем — мучительным. Но с Николаем это, несомненно, самый интенсивный, умопомрачительный опыт. С Николаем мое освобождение выходит за пределы физического и распространяется на неизвестную, пугающую вселенную.

И меня охватывает инстинкт выживания — убежать.

Открыть дверь и броситься в ночь, а затем сделать то, что у меня получается лучше всего.

Притворяться. Избегать. Отрицать.

Однако мои ноги остаются на месте, и я снова смотрю в его глаза. Но поскольку я настолько не контролирую себя, мое внимание падает на его губы, покрытые синяками, и я дрожу, вспоминая, как он целовал меня.

И как я целовал его.

Как поглощал его, словно пытаясь соединить свою душу с его или что-то столь же нелепое.

— Я знаю, что выгляжу сексуально, но ты должен перестать смотреть издалека и тащить свою сексуальную задницу сюда, малыш, — он садится на край кровати и ухмыляется в своей немного злой манере. — Разденься для меня. Дай мне на тебя взглянуть.

Мои пальцы сами собой обхватывают край воротника футболки, и я стягиваю ее через голову, а затем бросаю на стул. За ней следуют ботинки и брюки, а затем я спускаю трусы до пола.

В результате бега и тренировок у меня неплохое тело, но я не стараюсь выставлять его напоказ. Определенно не до такой степени, как эксгибиционизм, который так любит Лэн.

На самом деле я предпочитаю всегда быть одетым. Но сейчас я испытываю чувство триумфа, когда Николай изучает каждый сантиметр моей кожи, его жадные глаза осматривают меня с ног до головы, как будто он никогда раньше не видел обнаженного мужчину.

— Ты чертовски красив, — изумляется он и протягивает руку в мою сторону.

Я подхожу к нему, но не беру ее. Это как-то странно. Все это странно. Начиная с момента, когда я понял, что испытываю чувства к нему, а не к Кларе, и заканчивая тем, как я кончил ему в горло.

И все же по какой-то причине я не хочу это заканчивать.

Не сейчас.

Я продержусь еще какое-то время.

Он сказал, что потом я смогу свалить все на него. Так что здесь нет моей вины.

Это сон, и я буду наслаждаться им, пока меня не заставят проснуться.

Я скрещиваю руки.

— Я не девушка. Не называй меня красивым.

— Мужчины могут быть красивыми. Например, как я, — он подмигивает и хватает меня за запястье, заставляя разомкнуть руки.

— Твое высокомерие не знает границ.

— Тебе нравится мое высокомерие.

— Продолжай мечтать.