— Вставь в меня свой член.

— М-м-м. Блять, — я разжимаю пальцы и раздвигаю полушария его задницы. — Скажи это еще раз.

— Просто трахни меня уже, ты, гребаный ублюдок.

— Ты сводишь меня с ума, малыш, — я ввожу свою головку внутрь, и он дергается, его задница извивается на моем члене, пытаясь поглотить меня целиком. — Твоя жадная задница создана для меня, — я вхожу в него на всю длину, вытягивая из него стон. — Только для меня.

— Умм… Блять… Блять…

— Посмотри на меня, малыш.

Брэн поворачивает голову, его прикрытые веками глаза встречаются с моими, когда я хватаю его за бедра и подаюсь вперед с неглубокими толчками.

— Вот так. Почувствуй, как я трахаю тебя.

Он стонет, и этот звук так чертовски эротичен, что я удивляюсь, как я вообще продержался. Брэн может быть тихим, но в постели он чертовски громкий. Он издает такие звуки, которые я чаще всего не могу разобрать, но это значит, что я хорошо его трахаю. Так, как он хочет.

И я схожу с ума от этого.

Есть что-то такое в том, чтобы владеть таким отстраненным, зажатым засранцем, как Брэн. Это захватывает, но и вознаграждает. То, что я один вижу, как он разваливается на моем члене, лучше любого наркотика.

— Сильнее, — бормочет он, его бедра подрагивают, когда он трется членом о кровать.

— Что ты только что сказал?

— Трахни меня сильнее. Не жалей меня.

— Малыш. Если ты и дальше будешь так говорить, я надеру тебе задницу.

— Обещания, обещания.

Я разражаюсь смехом, и он улыбается, но это перерастает в стоны, когда я выхожу, пока внутри не остается только моя головка, а затем вхожу до упора. Изголовье кровати бьется о стену от силы моих толчков.

— Уммф… Я… блять…

— Тебе нравится?

Он проигрывает битву и зарывается головой в простыни, кивая и издавая приглушенные звуки.

Держа одну руку на его бедре, я тянусь к нему и оттягиваю назад за пучок его волос.

— Смотри на меня, когда я тебя трахаю. Ты ведь хотел грубо, да?

Он кивает, его лицо покраснело, губы приоткрылись.

— Поцелуй меня, малыш.

Он оттягивает зубами мою нижнюю губу и погружает свой язык в мой рот, пока я вхожу в него с интенсивностью безумца. Звук его задницы, шлепающейся о мой пах, наполняет воздух и лишает меня рассудка.

Я трахаю его жестко, глубоко, пока он не начинает вырываться из моего рта, издавая звуки и слова, значение которых, как мне кажется, даже он не знает.

Мне нравится, как он полностью расслабляется, когда мои губы встречаются с его губами. Мне нравится, как его мышцы сжимают меня, словно тиски, высасывая и заглатывая целиком.

— Т… твои пирсинги… — хрипло произносит он мне в губы, пока тянется к своему члену и неистово поглаживает себя.

— Как они тебе, малыш?

— Они так чертовски хороши… Блять… ты так чертовски хорош, Нико.

Мне конец.

Абсолютный конец.

Полностью уничтожен.

Мои бедра дергаются, и я вхожу в него быстрее, жестче, грубее. Так, как ему нравится.

— Кончи со мной, малыш.

Он стонет, издавая протяжный стон, когда двигает рукой быстрее, подстраиваясь под мой сумасшедший ритм.

— Я… Я… Бл… Блять… — его слова заканчиваются рыком, когда кожа краснеет, а губы раскрываются, а сперма брызжет на кровать.

Я поглощаю его звуки своими губами, и он вздрагивает, но продолжает крутить бедрами и шлепать задницей о мой пах, пока я со стоном опустошаю его внутри.

— Твою мать… Малыш… — выдыхаю я, прикусывая его нижнюю губу, и он кусает ее в ответ с той же животной энергией. Его звериный оскал совпадает с моим, и он целует меня с таким же жаром, все еще двигаясь навстречу мне и доводя меня до оргазма.

Мы продолжаем целоваться еще некоторое время, пока я не понимаю, в какой неудобной позе он оказался. Он не жалуется на это, но протестует, когда я отрываю свои губы от его губ и выхожу из его задницы.

Его дырочка сжимается вокруг меня, и я стону от этих ощущений. Господи Иисусе. Я могу выжить, трахая его одного.

Мой взгляд следит за спермой, которая вытекает из него, стекая по бедрам и размазываясь по яйцам и члену.

Я встаю на колени позади него, раздвигаю ягодицы его задницы и пирую на нем, слизывая сперму и погружая ее обратно в него.

— Нико… что ты… О, блять… Господи… Бл… Бляяять…

Он извивается, но я кладу руку ему на поясницу, чтобы удержать его на месте.

— Не двигайся, малыш. Мы не можем потратить сперму впустую.

Я прижимаясь к его анусу, и он вздрагивает, когда я слизываю каждую каплю.

К тому времени, как я заканчиваю, его голос становится хриплым, а член — все толще с каждой секундой.

Он вяло переворачивается на спину, его кожа покраснела. Он покрыт потом, а на лице застыло довольное оцепенение. Я облизываю губы, и его взгляд падает на них. Я не могу оторвать взгляд от его распухших губ.

— Ты меня поцелуешь? — спрашивает он осторожно, даже с надеждой.

— Я всегда буду целовать тебя, малыш, — я падаю на него сверху, прижимаюсь к его губам, моя грудь давит на его мышцы, а наши конечности переплетаются.

Брэн приникает к моему языку, поглащает меня, пробует на вкус, пока перебирает мои волосы и путает их.

Поцелуй в лучшем случае небрежный, но это чертовски эротично. Я никогда не целовал никого после секса, но с Брэном это жизненно необходимо.

Я должен поцеловать его, чтобы почувствовать. Чтобы проникнуть под его кожу и разобрать его на части.

До этого ублюдка поцелуи не имели никакого смысла. Теперь это чертов центр моего существования.

— Хочешь, чтобы мы были одни друг у друга⁹? — спрашиваю я у его рта.

Похоть медленно исчезает с его лица, заменяясь какими-то демонами, которые заставляют его властвовать над собой.

Я проклинаю себя за то, что испортил этот момент.

Он несколько раз моргает и отталкивает меня.

— Ты меня раздавишь.

Я отползаю в сторону, падаю обратно на кровать и подпирая голову локтем.

— Ты не жаловался на то, что я тебя раздавлю, когда твой язык был прижат к моему…

— Господи… — он встает, и я следую за ним так, что оказываюсь перед ним.

— Что скажешь?

— О чем? — он отворачивается, кажется, рассеянно изучая окружающую обстановку, глядя куда угодно, только не на меня.

— Ты, блять, слышал меня, Брэн. Хочешь, чтобы мы были одни друг у друга?

— С чего бы это? Я не хочу с тобой отношений.

Ублюдок. Не могу поверить, что несколько секунд назад я трахался с этим парнем. А теперь мне хочется заехать ему кулаком по гребаному лицу.

— Значит, я могу пойти трахнуть Саймона и десятки других, которые ждут меня в списке контактов?

На этот раз он поворачивается ко мне лицом, и в его кораллово-голубых глазах пляшет угроза.

Да, малыш. Подари мне свой огонь.

— Трахни еще одного человека, и между нами все кончено, Николай.

— Это и есть определение эксклюзивных отношений. Неужели ты умрешь, если скажешь, что хочешь этого?

— Ладно, как скажешь.

Он начинает направляться в ванную, но я сжимаю его запястье.

— Что теперь? — спрашивает он, медленно наблюдая за мной.

— Почему ты так упорно скрываешь свою ориентацию? Быть би или геем — это не табу, знаешь ли. Сейчас не шестидесятые.

— Не твое дело.

— Ты такой придурок. Я просто спрашиваю.

— Не надо. Я же сказал тебе, что это всего лишь физический контакт, так что оставайся на своей стороне. Проблема с моей ориентацией — это моя собственная проблема. Если ты не можешь это принять, я могу пойти к кому-нибудь еще….

— Как, блять, ты это сделаешь, — я хватаю его за горло и наслаждаюсь его пульсацией под моими пальцами. — Мой член — единственный член, на который ты сядешь, понял, малыш?

— Тебе нужно перестать говорить со мной на этом языке.

— Но несколько минут назад ты наслаждался этим языком.

— Я сдаюсь, — он вздохнул. — Отпусти меня, чтобы я мог принять душ.

— Можно мне присоединиться?

— Нет.