Это уже становится трагедией.

Прошла неделя с того дня, как он поцеловал меня до потери сознания после того, как я выследил его, а затем трахнул как сумасшедший, прежде чем позволить ему что-либо сделать.

С тех пор я бессовестно жажду любого его взгляда. Мне нужно видеть его каждую ночь, но даже этого недостаточно, поэтому я преследую его при каждом удобном случае. Но мне приходится сохранять дистанцию — не так уж сложно, учитывая, что на данный момент я стал опытным сталкером.

Так или иначе, сегодня я его совсем не видел из-за дурацких тестов, которые не мог пропустить, и чертовски надеялся, что он придет в десять вечера, ведь именно в это время он обычно появляется. Однако мои надежды рухнули, когда я получил сообщение о его планах. Должно быть, я заснул на полу, потому что сейчас лежу спиной на дереве, а голова Брэна покоится на моем плече, его тело прижато к моему боку.

И что самое приятное? Его рука накрывает мою на груди.

На нем светло-голубая рубашка и черные брюки, значит, он не переодевался в пижаму. Я проверяю часы — два часа ночи.

Черт меня побери.

Не могу поверить, что проспал так долго и упустил шанс увидеться с моим Брэном.

Я требую повторной встречи, сейчас же и, блять, спасибо.

Между его бровей появляется хмурая складка, и я разглаживаю ее указательным пальцем. Его глаза распахиваются, и мне приходится проглотить что-то, застрявшее в горле, потому что, блять. Как может мужчина выглядеть все сексуальнее с каждым днем? Это не очень хорошо для моей неудержимой одержимости.

— Я тебя разбудил? — спрашиваю я.

— Все равно я не очень хорошо спал, — ворчит он хриплым голосом, который доносится прямо до моего члена и куда-то в грудь.

— Эм, малыш? Почему ты спишь на полу?

— Когда я пришел, ты распластался по полу, и я хотел испытать это на себе, посмотреть, так ли удобно спать вне кровати, как ты говоришь. Ответ — однозначно нет, — он садится и разминает плечи и шею. — Не делай так больше, Николай. Это не принесет тебе пользы в долгосрочной перспективе.

— Я могу спать в кровати, только когда ты рядом, — я сажусь позади него, раздвигая ноги по обе стороны от него, и массирую его плечи. — Оставайся здесь, и мне не придется спать на полу.

— Договорились, — он склоняется к моим прикосновениям и испускает тихий вздох. Я жажду того, как он позволяет мне прикасаться к себе вне секса. Я знаю, что вначале ему было не по себе от такой перспективы, но теперь он делает это так естественно, что мне приходится сдерживать себя, чтобы не поглотить его целиком и не оставить ни крошки.

Как, черт возьми, ему удается завести меня всего несколькими звуками?

Как он превратил всемогущего Николая Соколова в эту странную сущность, которая может выжить только в его присутствии? Я уже и не помню себя до него. И уж тем более мне не нравится сама мысль о разлуке с ним.

— Как прошел вечер? — спрашиваю я, чтобы покончить с этим тошнотворным чувством.

— Не жалуюсь.

— Значит, ты наслаждался своим временем, пока я страдал.

— Ты слишком драматизируешь. Кроме того, я думал, ты будешь занят своими махинациями в бойцовском клубе.

— Я не был там. Хотел увидеть тебя.

— Вот как? — говорит он слегка насмешливым тоном.

— И что это значит?

— Не знаю, — он поворачивается ко мне лицом и поднимает бровь. — Ты сегодня сделал что-то, что я не одобряю?

— Я? Это ты меня игнорировал.

— Сегодня ты фотографировался или не фотографировался с одной стройной брюнеткой?

— Нет. С чего бы мне это делать?

Он лезет в карман, достает телефон, открывает мой IG в разделе отмеченных фотографий и показывает снимок, о котором идет речь. Девушка, имени которой я, черт возьми, не помню, приклеилась к моему боку, прижимаясь сиськами к моей руке. Подпись гласит: «Скучаю по тебе, мой красавчик».

— Не хочешь объясниться? — Брэн спрашивает жутко спокойным тоном. Я заметил, что он становится страшно собранным, когда злится.

— Эм, малыш. Этой фотографии уже несколько месяцев, возможно, она была сделана еще до того, как мы познакомились. Не моя вина, что она решила выложить ее сегодня.

— Одна из твоих приятелей?

— Бывших приятелей. Я едва помню ее лицо. Она из колледжа, кажется.

— И все же она имеет право называть тебя своим красавчиком?

Я ухмыляюсь.

— Ревнуешь, малыш?

Он не улыбается в ответ, а больно сжимает мои волосы в кулак.

— Ты принадлежишь мне, Николай. А я не делюсь, тебе ясно?

— Блять. Обожаю, когда ты становишься таким собственником.

— Это не ответ. Я не хочу видеть тебя с девушками или парнями, которые висят на твоей руке или сидят у тебя на коленях. Я не хочу, чтобы кто-то прикасался к тебе, и точка.

— Только если ты никому не позволишь прикасаться к себе.

— Не позволю.

— Ты удалишь ту фотографию с Кларой из своего IG?

— Ты пролистал настолько далеко?

— И что? Мне нужно, чтобы ты вычеркнул ее существование из своей жизни.

— Я уже давно удалил тот пост.

— В таком случае… — ухмыляясь, я достаю телефон, захожу в пост и набираю комментарий.

«Нет, не твой красавчик. Удали это».

Самодовольная улыбка кривит губы Брэна, когда он видит это, и одобрительно кивает, прежде чем отвернуться, а я продолжаю массировать его плечи. Чтоб меня. Мне нравится ощущать, как расслабляются его мышцы под моими пальцами, и слышать звуки наслаждения, которые он издает.

— Кстати, я погуглил значение имени «Брэндон», и оно буквально означает «принц» или «король». Разве я не получу очки за то, что буду называть тебя прекрасным принцем?

— Скорее, очки за сталкерские наклонности. Кто гуглит значение чужих имен?

— Я делаю это, потому что оно твое. Мне интересно все, что касается тебя.

Он опускает голову мне на плечо, и мои движения останавливаются, когда его глаза встречаются с моими, и он слегка улыбается мне. Чувство, таящееся в моем животе, поднимается, и я чувствую себя в ловушке, полностью и безраздельно захваченный им и его редкими улыбками.

Господи, мать твою. Что со мной происходит?

— Разве тебе не интересно узнать больше обо мне? — мой голос звучит низко, немного уязвимо, и я даже не имею этого в виду. Почему, когда Брэн смотрит на меня, у меня возникает чувство… сомнения? Не во мне, а в его чувствах ко мне.

Я чувствую, как падаю все глубже и глубже, но большую часть времени он все еще чистый холст для меня, и это чертовски пугает.

— Интересно, — мягко говорит он.

— Ты собираешься погуглить значение моего имени?

— Нет нужды. Твое имя — славянская версия Николаса, который был греческим Богом победы.

— Я этого не знал.

— Серьезно?

— Да, я просто знаю, что это крутое русское имя и означает «победа» или что-то в этом роде.

— Ты говоришь по-русски?

— Конечно. Мой дедушка позаботился о том, чтобы мы с сестрами говорили на русском, иначе он бы не выдал нам нашу карту русского человека.

— Я никогда не слышал, чтобы ты на нем говорил.

— Иногда говорю с Джереми и особенно с охранниками, так как большинство из них русские.

— Скажи мне что-нибудь по-русски.

Я беру его за подбородок и смотрю в глаза, которые стали моей погибелью, произнося слова, которые, как говорил дедушка, русские воспринимают серьезно и буквально.

— Ya nee ma goo bees tee byah zhit (Я не могу без тебя жить).

— Что это значит?

— Ты такой милый, — вру я сквозь зубы.

Он хмурится.

— Не называй меня так.

Я обхватываю его за талию, прижимая к себе.

— Расскажи мне что-нибудь, что ты заметил во мне и о чем никто больше не знает.

— Что это за просьба?

— Просто сделай это.

Он поднимает руку и проводит линию от моего лба к носу.

— Не уверен, что никто другой этого не знает, но у тебя идеально симметричное лицо. У большинства людей один глаз или ухо немного больше другого. У них есть рабочая сторона, потому что она пропорционально лучше, чем противоположная, но ты выглядишь идеально с любой стороны, потому что все хорошо сбалансировано. Даже верхняя и нижняя губы у тебя одинакового размера. Вообще, все твое тело идеально симметрично.