— Однажды ты впадешь в сахарную кому, — говорит Брэн со вздохом, как будто он упоминал об этом бесчисленное количество раз до этого.

— Оно того стоит.

— Вот это настрой, — Астрид поднимает свой стакан с апельсиновым соком в его сторону, и он звонко ударяет по нему своим.

— На каком факультете ты учишься, Николай? — спрашивает Астрид.

— Управление бизнесом. Предполагается, что я возглавлю семейный бизнес, которым мои родители руководили десятилетиями.

— О, как интересно. У вас с Брэном есть кое-что общее.

— Правда? — спрашивает он слишком нетерпеливо. — И что именно?

— Вы оба — наследники семейного бизнеса. Хотя Брэн ясно дал понять, что не будет иметь ничего общего с менеджментом.

— Илай, Лэн и Крей прекрасно с этим справятся. Я предпочитаю искусство.

— Это мой мальчик, — она протягивает руку через стол и похлопывает его по руке.

— Мне трудно поверить, что ты хорошо учишься, — сухо замечаю я.

— На самом деле у меня средний балл 4,15, сэр. Может, я и не выгляжу так, но у меня потрясающая память. Хотя вашему второму сыну нравится называть меня глупым.

Я улыбаюсь про себя, гордясь Лэном, но тут Брэн гладит Николая по руке.

— Ты не глупый. Кроме того, Лэн считает девяносто девять процентов населения умственно отсталыми, так что проблема в нем.

Он что сейчас его утешает?

Боже милостивый, пожалуйста, ослепи мои гребаные глаза.

— Пока ты так не думаешь, мне наплевать на мнение Лэндона обо мне.

— Вы, ребята, такие милые, — у Астрид на лице такое мечтательное выражение, которое можно описать только как обморок.

— Так и есть, верно? — Николай ухмыляется, как гребаный идиот, и толкает моего сына локтем в плечо. — Слышал? Даже твоя мама считает нас милыми.

— Прекрати, — шипит он себе под нос, скорее от смущения, чем от раздражения.

Я бы очень хотел, чтобы это было гребаное раздражение.

— Итак, что тебе нравится в моем сыне? — спрашиваю я своим торжественным тоном, и это сразу же портит веселое настроение.

Николай — единственный, кто не улавливает ни укола, ни тона, а если и улавливает, то полностью игнорирует.

— Правильнее было бы спросить, что мне в нем не нравится. А это, наверное, только три вещи… Хотя нет, беру свои слова обратно. Иногда мне и они тоже нравятся, так что это не в счет.

— Это твой способ не сказать мне ни одной вещи, которая тебе нравится?

— С удовольствием скажу. Сколько у вас времени, сэр?

— Столько, сколько тебе нужно.

— Отлично, — он глубоко вдыхает и говорит на одном непрерывном дыхании. — Мне нравится, что он ответственный, пунктуальный, серьезно относится ко всем своим обязанностям, борется за справедливость и помогает всем, чем может. Мне нравится, как он готовит, его редкая улыбка и то, как он предан бегу и поддержанию здоровья. Мне нравится заставлять его смеяться и смотреть, как он спит. Мне нравится, как он полностью сосредоточен, когда находится в художественной студии, но больше всего мне нравится, как он впустил меня в свою жизнь и нашел для меня там место. Сейчас мне даже нравятся скучные экранизации Агаты Кристи не потому, что они хороши, а потому, что он действительно одержим этим дер… я имею в виду, вещами. Мне даже нравится его придирчивость и склонность к самоконтролю большую часть времени, так что да, нет ничего, что бы мне в нем не нравилось… хотя нет, кое-что есть. У него есть привычка ставить комфорт других выше своего собственного, или он притворяется, что все в порядке, когда на самом деле это явно не так. Мне не только это не нравится. Я это ненавижу.

Моя жена развалилась непоправимой кучей на своем стуле, но не она заставляет мою кровь стыть в жилах. Это выражение глаз Брэна, когда все его тело поворачивается в сторону Николая.

Это благоговение и привязанность, но также и страх. Страх настолько глубокий, что даже я могу его увидеть. Чего он боится?

Не похоже, чтобы он боялся Николая, скорее, он боится за него. Но почему и перед чем?

Есть и другая тревожащая эмоция. Я узнаю этот взгляд. Именно так я выглядел, когда впервые осознал всю глубину эмоций, которые испытывал к его матери.

Он любит его. Это не влюбленность, не простое восхищение или интрижка. Мой сын полностью, по-настоящему и безвозвратно любит гангстера.

Упокой Господь мою душу, разорванную на куски.

— Кстати… — Николай улыбается Брэну. — Я обязательно скажу своему отцу, чтобы он задал тебе точно такой же вопрос, когда ты встретишься с ним. Я хочу услышать, что ты скажешь.

Брэн снова улыбается и передает ему несколько булочек с джемом, на которые он набрасывается, как монстр.

После завтрака Астрид проводит их в гостиную.

— Мам, может тебе стоит отдохнуть? Ты всю ночь провела в студии.

— Ерунда. Я бы ни за что не упустила шанс познакомиться с Николаем. Я выпила чай за завтраком. Со мной все будет в порядке.

— Мэм… — он замолкает, когда она бросает на него свирепый взгляд. — Астрид… Простите, что помешал вашему отдыху.

— По крайней мере, ты это понимаешь, — бормочу я, следуя за ними по пятам.

Моя жена ругает меня своими ярко-зелеными глазами, которые могли бы заставить меня сделать что угодно — абсолютно все, — кроме как отдать моего драгоценного Брэна этому придурку.

— Я могу уйти, если так будет лучше… — его слова обрываются, когда Брэн сжимает его запястье и качает головой.

— Ни в коем случае, — говорит моя жена. — Ты наш гость.

— Не тот, которого я одобряю.

— Леви, серьезно. Разве тебе не пора идти на работу? — она упирается рукой в бедро и бросает на меня строгий взгляд.

— Я сказал, что заболел.

Меня буквально выворачивает наизнанку при мысли о том, что еще один из моих детей покинет гнездышко.

Да, они уже несколько лет учатся в университете, и я должен был бы привыкнуть к этому чувству, но я определенно не привык. Кроме того, какая-то часть меня думала, что Брэн решит вернуться домой и остаться с нами на всю жизнь.

Неужели я прямо сейчас прощаюсь со своей мечтой?

— В любом случае, Николай, — говорит моя жена, качая головой. — Хочешь посмотреть детские фотографии Брэна?

— Черт возьми, да, — с готовностью соглашается он, как нетерпеливый ребенок, затем выпаливает: — Я имею в виду да, пожалуйста.

— Мам, — Брэн бросает на нее недоверчивый взгляд.

— Ты даже не представляешь, как долго я ждала, чтобы сделать это.

Астрид ведет Николая к своему любимому дивану с видом на сад, затем подходит к шкафу, чтобы достать все альбомы, к которым относится как к сокровищам.

Брэн делает шаг назад, чтобы встать рядом со мной, на безопасном расстоянии от них.

Мы наблюдаем, как его мать садится рядом с Николаем и начинает рассматривать фотографии с того дня, когда узнала, что беременна близнецами. Тогда мы еще не знали, что это близнецы.

Я так хорошо помню тот день. Радость, охватившая нас при мысли о том, что у нас будет собственная семья, была настолько ощутимой, что я до сих пор чувствую ее вкус у себя на языке. Кажется, что это было вчера, но это не так, потому что у одного из моих первых малышей теперь своя жизнь, и, вероятно, он не позвонит и не напишет мне, когда ему нужно будет поднять настроение.

Пока Астрид рассказывает Николаю историю, стоящую за каждой фотографией, он внимательно слушает, с живым интересом разглядывая альбом, лежащий у него на коленях.

Гребаный урод.

Брэн подходит ближе ко мне, выражение его лица застенчивое, когда он потирает затылок, а затем говорит тихо, чтобы только я услышал его.

— Ты так сильно его ненавидишь, папа?

— О боже, что навело тебя на такую мысль?

— Вроде как это очевидно и, ну, ты все еще пялишься на него.

Я прекращаю испепелять взглядом череп Николая. Я решил, что, если буду смотреть достаточно пристально, он расколется, и мы избавимся от этой неприятности.

— Ты, кажется, сказал, что вы больше не вместе? — спрашиваю я, приподняв бровь.